Всех римских императоров историки условно делят на хороших и плохих. Правда, хорошие были хорошими только для Рима, а остальных нагибали и имели. Тит Флавий Веспасиан был из хороших. Наверное, потому что от сохи. Среди его предков не было всяких консулов и сенаторов, а дедушка вообще был простой центурион. Так что в семье не выебывались, понты не колотили и умели считать копеечку.

Например, когда у Тита кончились деньги, он торговал ослами и клал с прибором на снобов. Изворачиваться Тит тоже умел: он проскочил Калигулу, просочился через правление Клавдия, но потом пришел совсем психический Нерон.

Будучи селом неасфальтированным, Тит Флавий умудрялся регулярно задрыхнуть на гениальных выступлениях Нерона и додрыхся до того, что его отправили в горячую точку – в Галилее уже давно булькало. Там он добросовестно устроил ужасный пиздорез, принесший ему популярность в войсках. Но тут Нерону настала песда, а в Риме сделался пиздец и гражданская война.

Доедая в Иудее очередной тазик форшмака, Тит прослушал отчёт о гибели очередного недоимператора и понял, что таки придется заняться самому. Выпиздив очередного претендента на трон, Веспасиан провозгласил себя императором. В Риме давно заебались и хотели жрать, потому сенаторы, снобски сморщив попки под тогами, согласились.

Первым делом Веспасиан обнаружил, что деняк нет: Калигула, Нерон и Клавдий все просрали на блядей, лошадей, музыкальные инструменты и завоевание Британии. Блядей немедленно отменили, урезали расходы на армию, вообще деньги Веспасиан зарабатывал на всем, полностью игнорируя охуевших снобов в сенате. Правда, когда он придумал платные общественные туалеты, охуел даже Тит Джуниор. Именно ему Веспасиан сунул под нос деньги, поинтересовавшись, не бздит ли.

Очень кстати опять забулькало в Иудее, и Джуниор завершил ужасный пиздорез, разрушив Храм и выгребя из Иудеи все, что не приколочено.

Про хлеб и зрелища Веспасиан помнил очень хорошо. Потому сам жил скромно, но построил Колизей и кучу всего другого и не скупился на ивенты. Все кушунькали и веселились, потому никто не пиздел, даже преторианцы, которые пиздели вообще всегда. В провинциях, правда, рыдали кровавыми слезами, но то были издержки производства.

Не выебывался он и с тетками: женой его была вольноотпущенница и чья-то бывшая любовница, а после ее смерти он жил с другой теткой, тоже вольноотпущенницей. Говорят, у него было отличное чю, даже на смертном одре он пошутил, сказав, что, к сожалению, становится богом.